Монтенегро - Страница 19

— Что это такое? — спросила немка.

Но никто на борту не знал, как объяснить столь любопытное явление, хотя кое-кто предположил, что, возможно, в трюме течь и из какой-то бочки просочилось оливковое масло. Однако вскоре стало ясно, что жирные пятна двигаются со стороны берега, хотя на там не было видно никаких признаков жизни.

Обычно члены команды бодрствовали ночью, а днем искали тень, чтобы вздремнуть, обливаясь потом, и все, от капитана до обычного юнги, сошлись в том, что это было, пожалуй, самым сложным испытанием в жизни.

Даже купание спасало ненадолго, потому что это было все равно, что сунуть голову в тарелку с супом, и когда наконец-то на горизонте показались паруса баркаса, все вздохнули с облегчением.

Бонифасио Кабрера привел с собой довольно странного косоглазого незнакомца, высокого и статного, который отзывался на имя Якаре и утверждал, что был лично знаком с рыжеволосым Сьенфуэгосом и чернокожей женщиной по кличке Уголек.

Туземцу, который, как выяснилось, был отважным воином, добравшимся до «Великой реки, что рождает моря» и с легкостью изъяснявшимся на четырех или пяти туземных диалектах, не составило ни малейшего труда объясниться с доньей Марианой, обладающей достаточными познаниями в гаитянском наречии араваков. Так что очень скоро она выяснила, каковы были отношения канарца и африканки и почему они однажды на рассвете отправились на поиски Большого Белого.

— Что за Большой Белый?

Купригери явно не хотел отвечать, пришлось предложить ему прекрасный нож, и в конце концов он все же ответил:

— Высокая гора, белая и священная.

— И где она?

— На юге. Очень далеко.

— И зачем они туда отправились?

— Уголек хотела, чтобы мой сын родился белым.

— Твой сын? — голос доньи Марианы слегка дрогнул. — Не сын Сьенфуэгоса, а твой?

— Мой, — подтвердил косоглазый с долей гордости или даже высокомерия. — Уголек была моей женщиной.

— Понятно. И они так и не вернулись?

— Нет.

— Знаешь почему?

— Наверное, их убили мотилоны.

— Что за мотилоны?

— Дикий народ, живущий в горах. Люди пепла.

— Карибы?

— Нет.

— Каннибалы?

Купригери покачал головой.

— Просто дикие. Трусливые и дикие.

Немка на несколько минут задумалась и наконец протянула индейцу латунный браслет, который тот немедля схватил, а потом спросила:

— А далеко ли они могли направиться, если их не убили?

Якаре снова посмотрел на нее, словно отродясь не слышал таких глупых вопросов, и пожал плечами.

— Воин может хоть год идти в любом направлении.

— Ты уверен?

— Мне понадобилось столько времени, только чтобы добраться до Великой реки, что рождает моря.

Дон Луис де Торрес зашел в каюту, вернулся с куском угля и нарисовал на отполированной палубе грубую карту.

— Вот здесь море, — сказал он. — Вот озеро, здесь деревня купригери, где живет Якаре... А где Большой Белый и Великая река, что рождает моря?

Не подлежало сомнению, что туземец впервые видит подобные рисунки, и Луису пришлось приложить немало усилий, чтобы объяснить ему, что к чему. Зато, разобравшись, Якаре продемонстрировал необычайную живость ума: взяв в руку уголек, он решительно начертил крест пониже того места, где была обозначена деревня купригери.

— Большой Белый — вот здесь, — сказал туземец.

Потом он встал, отошел метра на два и нарисовал линию, пересекающую палубу от одного борта до другого.

— А здесь — Великая река, что рождает моря.

— Вот черт! Так далеко?

— Так далеко.

— А еще дальше на юг?

— Сельва. Одна сельва.

— А на востоке?

— Сельва и море.

— А на западе?

— Сельва и горы... Очень высокие горы, как говорят. Выше, чем Большой Белый... Так говорят!

Донья Мариана, Гаитике, дон Луис де Торрес, капитан Соленый, хромой Бонифасио Кабрера и почти вся команда «Чуда» внимательно изучали вероятно первую примитивную карту Нового Света.

— Если это так, то не зря уверяли, что мы находимся на пороге нового континента, — сказала немка.

— Возможно, он преувеличивает.

— Возможно. — Она снова повернулась к Якаре. — И велика ли река, что рождает моря?

— С одного берега не разглядеть другого.

— Ты уверен?

— Я сам ее видел.

— Это невозможно! — заявил Луис. — На свете не существует подобных рек. Даже в Азии.

Купригери окинул его взглядом с головы до ног, в его странных глазах сверкнул гнев.

— Я сам ее видел! — повторил он. — Год до нее добирался, а по ширине эта река больше, чем отсюда до моего дома.

— Поклянись, что говоришь правду, — вмешался молчаливый капитан.

— Это меняет все нынешние представления о мире, — заметила Ингрид Грасс и снова повернулась к туземцу. — Представь себя на месте Сьенфуэгоса, и что мотилоны тебя не убили. Куда бы ты направился?

Не колеблясь ни секунды, тот ткнул пальцем в свою деревню.

— Да, конечно! — нетерпеливо оборвала его немка. — Ты бы вернулся домой. Но представь, что ты не можешь вернуться. Куда бы ты пошел?

Лучшим подтверждением ума и серьезности Якаре явилось то, что он не спешил с ответом, а долго в задумчивости сидел на корточках перед примитивным чертежом. Глядя на него со стороны, нетрудно было понять, что он напряженно думает, взвешивая все «за» и «против» в столь непростом вопросе.

Наконец, он провел черту, идущую от Большого Белого на запад.

— На запад?

— Да.

— Почему на запад?

— Я поступил бы так.

— Почему?

— На востоке горы и враждебные племена. На юге — горы и густая сельва. Проще всего двигаться на запад.