Монтенегро - Страница 47

Когда наступил вечер, канарец отправился на берег в поисках ожидающей в нетерпении Арайи. Ей, похоже, корабль понравился с первого взгляда, она вела себя настолько естественно, словно давно уже здесь жила, несомненно, уверенная, что уже очень скоро окажется в мире цивилизованных людей, как и предсказывали боги ее народа.

В ту ночь команда собралась за большим столом на главной палубе, чтобы отпраздновать неожиданный успех долгого плавания, и капитан Моисей Соленый поднял стакан за Сьенфуэгоса, а потом повернулся к донье Мариане Монтенегро и высказал мучающие его опасения:

— А что теперь будет с нами, сеньора?

Донья Мариана с силой сжала руку канарца и уверенно ответила:

— Как скажет мой господин.

— Я? — удивился Сьенфуэгос. — Что я могу сказать, я ведь ничего не знаю.

— Теперь ты снова стал моим господином, а значит, и владельцем корабля и всего его содержимого, — нежно ответила она. — Можешь делать с ним, что пожелаешь.

— Послушай! — ответил он, не пошевелившись. — Вчера я владел лишь грязной набедренной повязкой и путешествовал в обществе дерзкой и болтливой девчонки, — улыбнулся он с нежностью. — А теперь у меня есть ты, есть сын и куча друзей. Этого вполне достаточно! Не проси меня принимать решений, они будут ошибочны, потому что, увы, единственное, чему я научился за эти годы, это лишь избегать смерти. Я отправлюсь, куда ты скажешь, — пожал плечами Сьенфуэгос.

Все взоры снова обратились к донье Мариане Монтенегро, и она почувствовала, что эта ответственность вот-вот ее раздавит.

— Кто хочет вернуться в Санто-Доминго? — спросила она наконец.

Поднялись три руки.

— А в Европу?

Всего одна.

Немка цокнула языком и потерла подбородок, словно сложность проблемы превышала ее возможности.

— Я горжусь тем, что вы не хотите покидать корабль, — сказала она. — Но сомневаюсь, что мы можем провести всю жизнь, плавая без определенной цели и не получая дохода.

— В этой части океана ждет освоения целый мир, — заявил капитан Соленый, совершив над собой усилие. — Так давайте его исследуем!

— И что дальше?

— А там видно будет. Может, найдем золото, жемчуг, специи, дерево пау-бразил... Да мало ли что еще!

— Но у нас нет разрешения монархов. Если мы так поступим, это примут за мятеж... Или еще хуже — нас сочтут пиратами.

— А кто мы в глазах остальных, если не мятежники и пираты? — спросил дон Луис.

— Но только не в моих глазах, — возразила Ингрид.

— Но нас всё равно повесят... — дон Луис де Торрес обвел руками всех присутствующих. — Что будет с большинством из нас, когда мы вернемся в Санто-Доминго? Скорее всего, рано или поздно кто-нибудь донесет, что этот человек был в запрещенном плавании, а это означает эшафот или тюрьму. Мне это не кажется справедливым.

— Может быть, в Европе...

— Никто не хочет возвращаться в Европу!

Донья Мариана повернулась к канарцу.

— И ты тоже?

— Мое мнение не считается, — ответил тот. — Хотя должен признаться, меня не привлекает мысль бросить тот мир, который я научился познавать, и вернуться к козам, — он улыбнулся почти с ребяческой гордостью. — А знаешь, что я говорю на всех местных языках?

— Нет, — сказала немка. — Я этого не знала, хотя и не удивлена. — Она снова оглядела лица с написанным на них нетерпением, и в конце концов продолжила: — Пока что нам нужно вернуть Якаре обратно к озеру Маракайбо... Он показал себя храбрым воином, очень нам помог, и мы должны выполнить обещание. А там решим, что нам больше подходит, — она встала, дав тем самым понять, что собрание завершено. — Кто-нибудь желает еще что-то сказать? — Поскольку все молчали, Ингрид повернулась к капитану. — В таком случае, капитан, на заре поднимаем якорь.

15

«Дракон» не был похож на «Чудо», а рулевой Хусто Волосатый — на капитана Моисея Соленого, и потому неудивительно, что, стоило дряхлому фламандскому кораблю, обладающему слишком глубокой осадкой, отойти от берегов Эспаньолы, как его стало сносить течением, и никто на борту не заметил, что курс на юг, в залив Маракайбо, изменился, и они очутились среди прекрасных островов Лос-Рокес у берегов Венесуэлы, где однажды темной ночью лишь чудом не разбились.

Когда первые лучи зари позволили понять, что они плывут по проливу, а меньше чем в миле с каждой стороны тянутся песчаные мели, которые могли бы превратиться в смертельную ловушку для такого хрупкого корабля, капитан Леон де Луна не только разъярился, убедившись в полной некомпетентности команды, но и снова ощутил прежнюю ненависть к морю, сменившуюся паникой. Хотя он уже пять раз пересек Сумрачный океан, капитан по-прежнему оставался сухопутным человеком, так и не научившимся плавать.

Хусто Волосатый, в свою очередь, был не в силах объяснить, какого дьявола здесь делают эти острова, ведь Алонсо де Охеда утверждал, что между Санто-Доминго и Венесуэльским заливом не существует никаких препятствий. Впервые в нем зародилось подозрение, что эта вонючая скорлупка плывет не по воле румпеля, а лишь подчиняясь собственным капризам.

— Кажется, я начинаю понимать, почему прежний владелец продал корабль так дешево, — возмущенно пробормотал он. — Иными словами, нам всучили необъезженного мула, который не слушается поводьев.

— А для чего, в таком случае, придуман компас? — бросил разъяренный виконт.

— В этих широтах от него мало толку, сеньор, — честно ответил рулевой. — Когда пересекаешь океан, рано или поздно наступает момент, когда невозможно разобраться, с какой стороны солнце: уже на севере или еще на юге, и я не знаю никого, кто мог бы с уверенностью сказать, покинули мы уже Северное полушарие или еще нет.