В свою очередь, Кимари-Аяпель — кем бы ни было это существо — остановилась в пяти шагах от него. Казалось, ее — или все же их? — немного позабавило, что они произвели на него столь ужасающее впечатление.
— Не пугайся, — прошептала первая — робко и тихо. — Мы вовсе не адское чудовище, а всего лишь два человека, которые родились сросшимися вместе.
— С-с-сросшимися? — переспросил канарец, — Но как такое возможно?
— Никто не знает, — просто ответила она. — Мусо пожелал, чтобы это случилось, и это произошло.
Бедолаге Сьенфуэгосу потребовалось несколько минут, чтобы убедиться, что это не глупый розыгрыш, а действительно два разных человека, каким-то непостижимым образом сросшиеся вместе в области груди, что трудно было заметить сразу благодаря длинной просторной тунике, скрывающей тела.
Они двигались с такой синхронностью, что ее можно было бы назвать поистине чудесной; а когда уселись на широкую скамью, покрытую мягкой красной тканью, то проделали это с таким изяществом, как будто были единым существом.
— Мне жаль, — только и смог пробормотать Сьенфуэхгос. — Мне правда очень жаль...
— И почему же тебе жаль? — поинтересовалась Аяпель. — Что мы такие, как есть? Не бери в голову, нас это совершенно не беспокоит.
— Не беспокоит? — изумился канарец.
— Вот скажи: тебя беспокоит, что ты такой чудовищно огромный, рыжий, волосатый и вонючий?
Этот неожиданный вопрос настолько смутил Сьенфуэгоса, что он невольно поднял руку и понюхал подмышку.
— Я не вонючий, — растерянно ответил он. — Сегодня утром я купался в реке.
— Что-то незаметно, — отрезала Аяпель, оказавшаяся довольно-таки агрессивной и бесцеремонной особой. — Воняешь, как ягуар во время гона.
— Сомневаюсь, что тебе когда-нибудь доводилось нюхать ягуара во время гона, — раздраженно проворчал канарец. — Но не хотелось бы тратить время на подобную ерунду. Я не хотел тебя обидеть, просто мне кажется, что очень неудобно так жить.
— Почему же? — спросила Кимари, которой, видимо, потребовалось немало усилий, чтобы решиться высказать свое мнение. — Мы такими родились и никогда не чувствовали себя неудобно.
Сьенфуэгос ничего не ответил, но в памяти у него всплыл давний разговор с одним деревенским слепым на родном острове, который тоже говорил, что вовсе не сожалеет о своей слепоте, поскольку никогда не знал, что такое свет или цвет.
— Я думал, что повидал все чудеса на свете, и вот теперь вижу перед собой величайшее в мире чудо, — произнес он наконец. Затем он медленно встал и подошел к окну, чтобы полюбоваться великолепным закатом, занимающимся над рекой и озером. — Теперь даже ящерицы, оказавшиеся свирепыми кайманами, и трупы, замерзшие во льду, мне кажутся просто нелепой шуткой. Скажите, много ли еще здесь таких, как вы?
— Других таких, как мы, больше нет, — заявила Аяпель. — Никто не помнит другого такого случая. Возможно, именно поэтому нас и назначили хранительницами крови Мусо.
— Как если бы вы были богинями? — спросил Сьенфуэгос с явным интересом.
— Никто не считает нас богинями, — честно ответила та. — Хотя с тех пор как мы родились, Мусо ни разу не сражался с Акаром, земля не дрожала, урожаи из года в год были все лучше, а извечные наши враги, чиригуаны, не переступали наших границ. Разве всего этого недостаточно для того, чтобы мы могли гордиться тем, какие мы есть?
— Думаю, что да, — согласился канарец. — Особенно если учесть, что вы выглядите вполне счастливыми.
— А почему бы нам и не быть счастливыми? — с неизменной нежностью в голосе вмешалась Кимари. — Мы всегда вместе, и когда смотрим на тебя, обреченного вечно жить в одиночестве, задаемся вопросом: как ты можешь вынести подобную пытку? Ведь на свете нет ничего страшнее одиночества.
«Чудо».
Корабль вполне соответствовал своему имени, не только потому, что его построили в рекордные сроки, но в особенности потому, что был и впрямь чудом красоты и изящества, его очертания заставляли забыть об архаичной архитектуре старых каравелл и каракк, часто навещающих порт на реке Осама. Такие обводы несколько столетий спустя были характерны для пиратских кораблей, за счет дьявольской скорости и маневренности ставшими кошмаром Карибского моря.
— Натиска настоящего бискайского шторма он не выдержит, — убежденно заявил Сиксто Вискайно. — Там, у себя дома, я бы не осмелился спустить такой корабль на воду, но не думаю, что какой-либо другой будет лучше двигаться между этими островами или больше подойдет для вашей миссии.
— Это настоящее произведение искусства, — восхитилась немка.
— Это плод вашего вдохновения, моего труда и бесконечных придирок капитана Соленого, — с усмешкой ответил плотник. — Как ни жаль, но я вынужден признать, что без вашего энтузиазма «Чудо» никогда бы не появилось на свет. Когда вы намерены отплыть?
— Как только получу разрешение вице-короля.
Но оказалось, что одно дело — построить корабль, это было лишь вопросом времени и денег, и совсем другое — добиться от дона Христофора Колумба подписи под простым документом, разрешающим донье Мариане Монтенегро отправиться к берегам Твердой Земли в поисках человека, предположительно пережившего резню в форте Рождества, поскольку адмирал отрицал само существование Твердой Земли, не говоря уже о выжившем в резне.
Он все еще отчаянно цеплялся за свою идею, что находится у самых ворот Катая и совсем скоро отыщет пролив между островами и достигнет золотых дворцов Великого хана, а потому ему совсем не хотелось, чтобы его опередила какая-то авантюристка с сомнительным прошлым, чей умопомрачительный корабль уже качался на волнах менее чем в полулиге от его темной крепости на берегу Осамы.